В эти дни

М. М. Хатаевич

Впервые Самарская партийная организация узнала о мятеже чехословацкого корпуса в конце мая 1918 года.

Наша парторганизация, которая насчитывала более двух тысяч человек, уже в течение двух-трех недель находилась в чрезвычайно напряженном состоянии. Достаточно сказать, что приблизительно 8-10 мая были получены первые вести о наступлении отрядов Дутова со стороны Оренбурга, об их попытках вторгнуться в пределы Бузулукского уезда. В течение последних недель мы были целиком отвлечены задачей организации отпора этому белоказачьему наступлению. Незадолго перед этим закончился губернский съезд Советов, на котором большинство имели кулаки, вырядившиеся под левых эсеров и максималистов. На этом съезде был избран губисполком, в большинстве, своем состоящий из максималистов и из других представителей мелкобуржуазного охвостья, которые фактически на деле во всех вопросах шли на поводу у крупной буржуазии и у эсеров.

Нашей опорой в борьбе против этого левоэсеровского и максималистского губисполкома являлся городской Совет рабочих депутатов и горисполком, выражавший настроения и чаяния самарских рабочих. Весь апрель и начало мая у нас шла борьба с максималистами, которая носила очень острый характер. Это была борьба за влияние на рабочие массы, за влияние на советский аппарат, который тогда только что строился.

Когда для отпора новой контрреволюционной вылазки Дутова потребовалось организовать наши силы, то мы встретили яростное сопротивление в первую очередь со стороны эсеро-максималистского губисполкома.

За всякими громкими фразами о свободе и за спорами о том, из кого должен состоять Революционный штаб для борьбы с Дутовым, из кого должны состоять все другие органы, за спорами о формах и методах борьбы с контрреволюцией губисполком на деле проводил политику самого гнусного контрреволюционного саботажа борьбы с дутовской контрреволюцией.

17 мая произошло открытое вооруженное выступление анархо-максималистов, поддержанное левыми эсерами, которое фактически возглавлялось губисполкомом. Поводом для восстания послужил приказ о мобилизации лошадей. Революционный штаб, созданный горисполкомом, издал приказ о мобилизации части извозчичьих лошадей на дутовский фронт. Приказ этот был недостаточно продуман, и он вызвал острое недовольство и брожение среди нескольких тысяч легковых и ломовых извозчиков. Этим воспользовались анархо-максималистские агитаторы. К ним присоединились разложившиеся полуматросские, полубандитокие отряды, и полтора дня город был в их руках.

Анархо-максималистское контрреволюционное восстание удалось разбить силами Самарской большевистской организации. Была создана коммунистическая боевая дружина, был создан ее штаб, который по своему составу очень мало отличался от состава партийного комитета. Эта дружина сначала в течение дня сосредоточилась в клубе большевиков (Заводская, 50), а затем, получив на другой день подкрепление, повела наступление против восставших банд и ликвидировала их.

Члены штаба по организации красногвардейских отрядов весной 1918 г. Слева направо: В. Ф. Беляев, И. И. Слепченко, М. Ф. Трупп, Г. Д. Курулов.

Фактически штаб этой дружины, в том же составе, должен был продолжать работу по организации сил для борьбы с новым, более грозным противником - с восставшими чехословацкими отрядами, которые двигались со стороны Пензы и Сызрани на Самару.

Вначале мы видели свою задачу в том, чтобы не дать чехам пройти через Волгу, через Сызранский мост, но мы в то время не учитывали всей серьезности, всей силы этого нового противника. Мы с некоторым легкомыслием отнеслись к этому делу и бросили ничтожно малую группу (около 100 товарищей) к Сызранскому мосту. Группа состояла главным образом из коммунистов латышей. У нас тогда было много латышей в Самаре, эвакуированных в 1915 году из Риги, а затем в 1918 году с Украины. Из этих товарищей и был составлен этот отряд. Мы надеялись им закрыть Сызранский мост, но эта горсточка прекрасных и храбрых товарищей не могла оказать значительного сопротивления нескольким тысячам чешских солдат, прекрасно организованных и дисциплинированных, находившихся под руководством военных специалистов.

Новое сопротивление дальнейшему продвижению чехословаков мы попытались оказать на станции Безенчук, куда был брошен отряд в 300 с лишним человек из партийцев и добровольцев рабочих. Это была следующая горсточка, составленная из великолепных революционных ребят, которая тоже серьезного сопротивления оказать не могла.¹

Не имея надлежащего военного руководства, не получая регулярного снабжения, отряды и здесь серьезного сопротивления оказать были не в состоянии.

Наиболее серьезный и значительный бой с наступавшими чехословацкими частями произошел у села Липяги, но я на этом хочу остановиться несколько позже, а теперь считаю нужным отметить то настроение, которое было у рабочих Самары в то время.

Нельзя сказать, чтобы целиком весь пролетариат Самары на сто процентов был готов до конца биться с наступающей контрреволюцией. Когда мы стали призывать рабочих вступать в боевые дружины, чтобы с оружием в руках отстаивать Самару от наступления контрреволюции, мы полную готовность к этой борьбе встретили не везде. Только часть рабочих откликнулась на наши призывы. В другой части рабочих, среди которых было сильное влияние эсеров, меньшевиков и анархо-максималистов, мы встретили элементы паники, пораженческих настроений. Так было, например, на железной дороге.

Я помню, мне пришлось участвовать в двух-трех очень бурных собраниях в главных железнодорожных мастерских как раз в дни кануна вторжения белочехов, когда они уже прорвались за Волгу и двигались на Самару. Одно из этих собраний кончилось вынесением резолюции о нейтралитете и о посылке делегации к наступающим белочехам.

Меньшевики и эсеры, с одной стороны, анархо-максималисты с другой, действовали тогда чрезвычайно активно. Максималисты, бросая громкие революционные лозунги, на деле наносили вред революции не меньший, а может быть даже больший, чем открытая пораженческая и контрреволюционная агитация эсеров и меньшевиков.

Повторяю, готовность с оружием в руках встретить наступающего врага была только у части рабочих. Думаю, что процентов 40-50 рабочих действительно стиснув зубы были готовы бороться и воевать за Самару, а известная часть была настроена апатично, часть же была определенно под влиянием меньшевиков, эсеров и анархо-максималистов. Для этой части рабочих первая же неделя хозяйничанья интервентов и эсеров дала чрезвычайно полезные уроки в смысле усиления у них классового самосознания. И очень скоро после свержения Советской власти у этих рабочих открылись глаза, и они стали самыми горячими ее сторонниками.

Сдать Самару без боя, не оказать сопротивления мятежникам, такого вопроса у нас совершенно не возникало. Для нас с самого начала была бесспорна необходимость всеми силами отстаивать Самару. Но мы вначале считали это более легким, чем оно оказалось в действительности, мы не то чтобы недооценивали силы противника, мы их более или менее оценили - узнали, сколько там имеется бойцов, сколько всякого рода вооружения, но мы как-то недооценивали своей организационной слабости.

При наличии в рядах нашей большевистской организации готовности до последней капли крови бороться с врагами, при наличии такой же решимости у значительной части самарских рабочих, у нас оказалось недостаточно организованности и умелой постановки дела.

Достаточно сказать, что в Самаре были громадные запасы всякого рода артиллерийского вооружения, которое потом досталось белогвардейцам, а мы с трудом нашли несколько легких орудий, в которых была нужда. Сначала думали эти орудия вывезти на фронт, к деревне Липяги, но когда нашли орудия и людей, умеющих из них стрелять, оказалось, что их туда уже не нужно посылать, а пришлось их поставить около элеватора, потому что чехи продвинулись далеко вперед.

Приблизительно с последних дней мая, когда мы стали призывать рабочие массы записываться в нашу боевую дружину, за три-четыре дня она выросла с 400 до 2 тысяч человек.

Кроме того, были отряды под командой т. Кадомцева, которые пришли с Урала в помощь нам в период восстания анархо-максималистов, и которые потом остались здесь. Их тоже было человек 300-400. Еще был матросский отряд гидроавиации, человек 200, все боевые, хорошие ребята. Пожалуй, что к моменту боев под Липягами у нас было 3-4 тысячи бойцов, которые были неплохо вооружены, горели желанием сразиться с врагом, но не имели опытных командиров.

Вся эта масса людей была брошена под Липяги. Однако белочехи обошли нас с флангов и нанесли серьезное поражение. Помимо значительного числа погибших в бою, несколько сот человек утонуло в р. Татьянке, переправляясь вплавь.

Бой под Липягами произошел 4 июня. Мы считали, что числа 5-6-го белочехи подступят вплотную к Самаре. Положение наше в этот момент было очень тяжелым: у нас оставалось лишь 300 человек из коммунистической боевой дружины. Часть товарищей, вернувшихся из Липягов, мы собрали снова, но большую часть пришлось распустить, так как это был элемент уже дезорганизованный, проникнутый паникой. Коммунистическая боевая дружина почти вся занимала окопы, которые были вырыты на р. Самаре у железнодорожного моста. Она, начиная с 4 и до 7 июня, в течение трех дней бессменно днем и ночью находилась в этих окопах, охраняя Самару и мост.

Тот факт, что ни 5, ни 6 июня мы не видели серьезных попыток со стороны белочехов развить дальше свой успех под Липягами и ударить на Самару, снова подняло настроение в городе. А как раз 7 июня к нам прибыло подкрепление: красноармейский отряд из Симбирска в 450 человек под командой т. Ицковского, а также мусульманский отряд, около 600 штыков, из Уфы. Я помню, что вечером 7 июня при разговоре в штабе указывалось, что теперь, когда мы получили изрядное подкрепление, мы Самару не отдадим.

Как раз в этот день эвакуировавшиеся было губернские органы вернулись обратно. 4-5 июня наши губернские органы, в том числе губисполком и основной состав работников губернских учреждений - руководящие товарищи - уехали на пароходе в Ставрополь. И вот, получив хорошие вести, что Самара крепко держится, все эти товарищи 7 июня вернулись обратно, настолько считалось положение устойчивым. Вечером 7 июня, после прибытия подкрепления, коммунистическая боевая дружина была снята из окопов и заменена отрядом, прибывшим из Уфы.

Я в то время работал в штабе охраны, это нечто вроде ЧК (тогда ее еще не было), я совмещал партийную работу с работой в штабе охраны, в нем на меня было возложено наблюдение за квартальными комитетами, которые хотя существовали легально, но фактически вели контрреволюционную работу. Моей задачей было добиться в этих комитетах обеспечения влияния революционно настроенных рабочих и устранить из них явно контрреволюционные элементы.

И вот, я помню, что приблизительно часов в 12 ночи я прилег поспать на стол, так как в то время по три-четыре дня подряд не приходилось спать. Проспал я часа полтора, меня будят и говорят, что белогвардейцы обстреливают милицейские части. В это время никто не предполагал, что чехи вступили в город. Тут же мы, 10-15 товарищей, взяли ружья, пулемет и сели на автомобиль. Не успели мы отъехать пять кварталов, как столкнулись с наступающими колоннами белочехов. Тут же я был тяжело ранен.

Проспали ли уфимцы, которые находились в окопах, как там было дело - неизвестно, но белочехи оказались, совершенно неожиданно для защитников Самары, за пределами моста.

У помещения штаба охраны часть бойцов дружины, которая в значительной мере состояла из латышей, продолжала еще в 6-7 часов утра отстреливаться из пулемета, однако вскоре они были убиты. Была борьба на улицах города с неожиданно вторгшимся врагом, но борьбы за основную позицию, которая охраняла Самарский железнодорожный мост, не было, и белочехи прошли через мост почти без единого выстрела. Сколько погибло тогда у нас народу - не подсчитать. Товарищи, которые были там, рассказывают, что белогвардейцы большими партиями расстреливали наших товарищей.

В первые же часы после падения Самары злоба белогвардейцев вылилась на тех товарищей, которые были захвачены с оружием в руках на улицах Самары. Их расстреливали тут же, на месте. Кроме этого, был, как известно, ряд самосудов, организованных и подготовленных контрреволюционной буржуазией.

Контрреволюционное подполье заранее готовилось к мятежу, и в решающий момент белогвардейцы также открыли стрельбу против нас. Я был ранен не белочехами, а из окна одного из домов. Наши части, которые дрались на улицах с наступающими белочехами, оказались между двух огней. С одной стороны они имели против себя наступающие белочешские колонны, а с тыла их обстреливали вылезшие из подполья белогвардейские офицеры и всякий другой эсеровский и кадетский сброд.

Хотя у нас никакого доверия к меньшевикам и эсерам не было, но излишняя мягкотелость и сентиментальность у нас были. Надо было тогда несколько сот чело век их изолировать, а несколько десятков, а может быть и больше, расстрелять, и тогда, может быть, Самара не пала бы и здесь не создалось бы того гнезда, откуда потом так широко развернулась борьба буржуазной контрреволюции против нас.

Борьба за Самару представляет классический пример для изучения начального периода гражданской войны. Здесь особенно наглядно выявилось несоответствие: с одной стороны, наличие воли к борьбе, энтузиазм, готовность пожертвовать собой ради победы над врагом, а с другой - отсутствие опыта, отсутствие умелого военного руководства. Но на опыте поражений и ударов революция сумела быстро отделаться от организационной расхлябанности в военном деле и обеспечить победу над интервентами и белогвардейцами.

Обработанная стенограмма выступления на вечере воспоминаний 18.06.1928.

Примечания:
¹ В отношении состава и численности советских войск у Сызранского моста и под Безенчуком М. М. Хатаевич ошибается. Он, по-видимому, не знал, что Сызранский мост кроме самарского отряда защищали отряды, прибывшие из Иващенкова (Чапаевска). Под Безенчуком, кроме тех 300 человек, о которых говорит Хатаевич, были и другие отряды, вполне могущие задержать противника. Однако из-за преступного бездействия командующего Урало-Оренбургским фронтом Яковлева, впоследствии перебежавшего к белым, имевшиеся силы не были использованы. См. воспоминания А. П. Данелюка.

Хатаевич Менндель Маркович (1893 - 1937) - родился в Гомеле в семье мелких торговцев, по национальности еврей, по профессии зубной техник.

В РСДРП(б) с 1913, Неоднократно подвергался арестам за революционную деятельность, в феврале 1915 осуждён к административной высылке в Енисейскую губернию, после февральской революции амнистирован. В 1917 заместитель председателя Полесского комитета РСДРП(б) в Гомеле, член Юго-Западного областного комитета РСДРП(б), член президиума Гомельского Совета, заместитель председателя Гомельского городского комитета РСДРП(б)

В 1918 председатель Самарского горкома РКП(б), член Президиума, заведующий Организационным, Агитационно-пропагандистским отделом Самарского губернского комитета РКП(б). После взятия города чехами арестован, освобожден Красной Армией.

1918-19 - председатель Гомельского уездного комитета РКП(б), 1919-20 заведующий агитационно-организационным отделом Самарского городского комитета РКП(б), в 1919 ответственный организатор Самарского городского районного комитета РКП(б), председатель Самарского городского комитета РКП(б). В мае 1920 мобилизован на Западный фронт, был начальником политотдела армии, дивизии.

1921-23 ответственный секретарь Гомельского губернского комитета РКП(б), 1923-24 ответственный секретарь Одесского губернского комитета КП(б) Украины, 1924-25 заместитель заведующего организационно-распределительным отделом ЦК ВКП(б), 1925-28 ответственный секретарь Татарского обкома ВКП(б), 1928-32 первый секретарь Средне-Волжского областного-краевого комитета ВКП(б), 1933-37 1-й секретарь Днепропетровского обкома КП(б)У. С 1925 член Центральной ревизионной комиссии ВКП(б), с 1927 кандидат в члены, с 1930 член ЦК ВКП(б), с 1932 член Политбюро ЦК КП(б)У, с 1937 2-й секретарь ЦК КП(б) Украины. В 1935 году был награждён Орденом Ленина.

В 1935 на областном партпленуме Хатаевич высказался против поголовных чисток, а в августе 1936 г. там же заявил, что «в практике нашего руководства есть элементы авторитарности». 9.07.37 года арестован и 27.10.37 приговорён к расстрелу по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации. Расстрелян в Москве. В 1956 реабилитирован и посмертно восстановлен в партии.

Больше материалов по его биографии см. https://ru.wiki2.org/wiki/Хатаевич,_Мендель_Маркович и https://ru.wikipedia.org/wiki/Хатаевич,_Мендель_Маркович

Оглавление