На фронте и в разведке

М. И. Никитин

В Самару я приехал в апреле 1913 года после окончания действительной службы в армии. Через месяц поступил работать в 6-ю инструментальную мастерскую Трубочного завода слесарем-лекальщиком.
Еще до призыва в армию, работая на заводах в Казанской губернии, я участвовал в революционном движении - распространял большевистские прокламации, вел агитацию среди рабочих, принимал участие в организации забастовок. Поэтому и на Трубочном заводе я через своего брата Ивана Никитина вскоре связался с большевиками. Среди них были В. Г. Калинин, М. С. Досов, Г. Т. Кузьмичев, А. А. Булышкин, Н. А. Вершинин, Е. М. Галкин. Позже я познакомился также с Н. Ф. Пановым, М. П. Егоровым, П. А. Кондаковым, Н. М. Шверником, И. А. Крайнюковым и многими другими.
На Трубочном заводе была самая сильная и многочисленная большевистская организация города. Естественно поэтому, что после Февральской революции и в последующие годы коллектив нашего завода был главной опорой большевизма. Известно, что первые отряды рабочей Красной гвардии были созданы из рабочих нашего завода.
Мысль об организации рабочих дружин на Трубочном заводе возникла вскоре после Февральской революции. Примерно в мае была проведена запись в «десятки», выбраны начальники этих десятков. Их назначение было - пресечение пьяных погромов и других беспорядков, учиняемых уголовными элементами. Но тогда, по-видимому, не созрели еще условия для организационного закрепления этого мероприятия, и оно не получило дальнейшего развития.
Начиная с мая, большевики неоднократно предлагали создать Красную гвардию, которая служила бы надежной опорой в борьбе за развитие революции. Однако меньшевики и эсеры противодействовали этому. Они считали, что революция закончилась, наступила эра «демократии» и рабочим не следует давать в руки оружия.
Тогда большевики поставили вопрос об организации Красной гвардии на рабочих собраниях по предприятиям. Понятно, рабочие поддержали большевиков. В конце сентября Совет рабочих депутатов утвердил выработанный В. В. Куйбышевым устав Красной гвардии, а вскоре был создан и руководящий орган - штаб. Начальником Красной гвардии был избран А. В. Гавриленко, его помощниками Е. М. Галкин-Панцырев и А. А. Булышкин. В состав штаба входили также В. А. Пестов, Б. Н. Троицкий, А. О. Просвирой, В. М. Орешкин и Н. А. Вершинин.
Созданные отряды Красной гвардии сыграли выдающуюся роль в установлении Советской власти, в поддержании революционного порядка в городе. И сразу же после Октября Красной гвардии пришлось вступить в борьбу с атаманом Дутовым, поднявшим мятеж против Советов в Оренбурге.
Под Оренбург был направлен отряд в 300 человек под командованием А. В. Гавриленко. Отряд состоял в основном из рабочих Трубочного завода. При отряде была сформирована пулеметная команда под начальством старейшего большевика, участника Обуховской обороны Николая Николаевича Юникова, который работал на нашем заводе с 1915 года. Я был зачислен пулеметчиком в команду Юникова. Однако в этот раз мне не удалось попасть на фронт.
Случилось так, что в тот же день, когда наш отряд отправлялся под Оренбург, мой брат Иван Никитин по заданию ревкома должен был ехать во главе небольшого отряда в село Барскую Солянку, где кулаки разгромили имение Курлина, национализированное Советской властью. Брат получил задание прекратить кулацкий погром, навести там порядок и организовать охрану государственного имущества. Но накануне выезда ночью брат сильно заболел. Утром он попросил меня сходить в ревком и доложить о невозможности выполнить его поручение из-за болезни. Брат вручил мне выданный ему накануне мандат ревкома, с тем, чтобы я передал его Куйбышеву.
Когда я доложил Валериану Владимировичу о болезни брата и передал ему мандат, он сказал:
- Ну, если Иван не может ехать, поедет Михаил.
- Не могу, - возразил я, - я сегодня еду под Оренбург в отряде Гавриленко. Да и неудобно мне отставать от товарищей; они могут подумать худое про меня.
- Ничего не могут подумать, - перебил Куйбышев, - там ведь, куда поедешь, тоже фронт. Да, кстати, - добавил он, - и мандат не надо переписывать.
Тут же Куйбышев исправил в тексте мандата инициалы, заменив букву И на М и вручил мне.
По правде сказать, меня не устраивал такой оборот дела. Я уже настроился ехать под Оренбург, в отряде Гавриленко было много моих друзей и мне очень не хотелось отрываться от них. Но дисциплина есть дисциплина, пришлось подчиниться.
Дали мне восьмерых солдат, бывших фронтовиков, и мы поехали. Когда мы добрались до имения, оно было уже полностью разгромлено. Не безынтересно отметить, что одним из организаторов погрома имения был местный священник.
Недалеко от Барской Солянки было другое имение какого-то помещика. Окрыленные легкой добычей в первом имении, кулаки готовились к захвату имущества и другого имения. Мы предотвратили грабеж, организовали охрану, а имевшиеся там около 20 тысяч пудов хлеба заставили при нас же вывезти в Тростянку на ссыпной пункт, где была поставлена охрана.
Вернувшись из командировки, я обо всем доложил Куйбышеву, затем спросил, что мне делать дальше. Он ответил, что меня, как бывшего солдата, знакомого с военным делом, намечено выдвинуть на пост начальника Красной гвардии. Кажется, на другой или третий день после этого состоялось общее собрание оставшихся в городе красногвардейцев. Проводил собрание председатель горисполкома Н. П. Теплов. По его предложению моя кандидатура была утверждена. Но на посту начальника Красной гвардии я был недолго. Примерно через два месяца я вернулся к своей прежней работе - на завод.
…В конце мая 1918 года были получены тревожные вести о начавшемся антисоветском мятеже чехословацкого корпуса в Пензе и Сызрани. По призыву революционного штаба, созданного губкомом партии и ревкомом, многие рабочие Трубочного завода снова взяли в свои руки винтовки.
Мы, группа близких между собой рабочих, также явились в клуб коммунистов, ставший теперь штабом по организации боевых сил. В нашей группе были: Николай Юников, Ермолай Галкин-Панцырев, Краснощеков, Александр Просвиров, Константин Григорьев, Иван, Сергей и Михаил Никитины и еще несколько человек.
В клубе шла горячая и напряженная работа. Формировались отряды, во дворе шло обучение дружинников обращению с оружием, то и дело в штаб вызывались начальники отдельных отрядов для получения заданий.
Первым, с кем мы столкнулись в клубе, был любимый рабочими Александр Александрович Масленников. Он прибыл в Самару летом 1917 года из Туруханского края, где отбывал до Февральской революции, кажется, пятую ссылку, и с тех пор мы его почти ежедневно видели то выступающим на митингах, то ведущим задушевную беседу с рабочими, то читающим лекцию. Когда отдыхал этот скромнейший и обаятельнейший человек?
Вот и теперь в клубе коммунистов он был погружен в организационную работу. К нему то и дело обращались и за оружием, и за боеприпасами, и за продовольствием.
Николая Юникова и моего брата Ивана Никитина Масленников хорошо знал. Поэтому, увидя их, он подошел к нам.
- Ого, прямо русские богатыри! - сказал он. - Вы очень кстати пришли.
Действительно, в нашей группе были очень рослые люди: Юников почти на целую голову возвышался над другими, мы с Галкиным и Сергеем тоже не могли пожаловаться на рост.
Николаю Юникову и Ивану Никитину Масленников поручил подобрать человек тридцать крепких ребят. Тут же, почти немедленно и был сформирован наш отряд. В него вошли в основном рабочие нашего же завода. Сейчас я не могу припомнить всех, кто был в нашем отряде. Назову лишь тех, кого я помню хорошо. Это Н. Н. Юников, Александр Просвиров, Константин Григорьев, Иван, Сергей и Михаил Никитины.
Нашему отряду была дана такая задача: обосноваться в селе Рождествено, держать под наблюдением паромную переправу через Волгу и вести разведку по правому берегу Волги в направлении на Сызрань. Нам же было поручено перегнать все лодки, дощаники и прочие мелкие суда с правого берега на левый в район Струковского сада.
Мы так и сделали. Базой отряда была паромная пристань около села Рождествена, напротив Самары. Владельцев лодок и других судов мы заставили перегнать их на самарский берег, а паромную переправу взяли под контроль. Для связи со своим штабом и вообще с городом мы мобилизовали моторную лодку, принадлежавшую граверу 6-й мастерской Трубочного завода Виктору Павличу. Самого Павлича мы взяли в качестве моториста. Он хотя и был беспартийным и не состоял в Красной гвардии, но без всяких возражений согласился обслуживать наш отряд и все время добросовестно выполнял свои обязанности.
Александр Просвиров был уроженец села Рождествено. Работая у нас на заводе, он в то же время не порывал связи с деревней, и его семья жила в своем домишке в Рождествене. Он хорошо знал места вокруг своего села, поэтому мы с ним ежедневно брали в хозяйстве б. помещика Ушкова двух кавалерийских лошадей и ездили в разведку по направлению к Сызрани. Обычно мы углублялись на 25…30 верст и вечером возвращались на свою базу с докладом своим командирам.
Так мы провели несколько дней. Никаких признаков движения неприятеля по суше от Сызрани не было, всюду на дорогах и в ближайших селах было спокойно. Ничего подозрительного не замечалось и на волжской переправе.
4 июня мы услышали орудийные залпы из района станции Липяги. С ближайших высот мы могли даже видеть в бинокли взрывы падающих снарядов. Мы поняли, что там идет жестокий бой.
На другой день наши связные, посланные в штаб, привезли горькую весть: наши отряды у станции Липяги потерпели жестокое поражение, часть руководящих работников эвакуировалась на пароходе вверх по Волге и в городе настроение тревожное.
Для нас стало ясно, что противник бросил все свои силы вдоль железнодорожной линии и наше пребывание здесь, на правом берегу, совершенно бесполезно. Доложили об этом Масленникову. Он согласился с нашими выводами и приказал отряду явиться в клуб.
Сейчас трудно на память восстановить хронологию и последовательность событий. По-видимому, мы прибыли в клуб 6 июня утром. Мы узнали, что накануне часть руководящих работников эвакуировалась на пароходе к Ставрополю. А эвакуация произошла, как известно, 5 июня. В клубе оставался А. А. Масленников, М. П. Егоров и, кажется, Г. Д. Курулов.
В тот же день по поручению Масленникова наш отряд провел одну небольшую операцию на Волге, с которой мы вернулись глубокой ночью с 6 на 7 июня. Днем 7 июня мы отдохнули в клубе, а к вечеру нас направили на Хлебную площадь.
Ночь мы провели у элеватора. Позиций мы не занимали, вероятно командование держало нас в резерве. Рано утром 8 июня на берегу реки Самары послышалась стрельба. В это время к нашему отряду подошел А. П. Галактионов. И тут же вслед за ним прибежал красногвардеец-пулеметчик. Из его сбивчивого донесения мы поняли, что на нашу сторону прорвался вражеский отряд.
Дело, как выяснилось, обстояло следующим образом. На берегу реки Самары, против щепных рядов (там, где теперь завод «Автотрактородеталь»), в кучах камня был установлен наш пулемет. Когда только забрезжил рассвет, пулеметчики увидели около самого берега с нашей стороны большую лодку-завозню. На ней было около. 30 неприятельских солдат.
Наши пулеметчики открыли огонь. Но было уже поздно. Около пулемета сразу упало и разорвалось несколько ручных гранат. Один наш пулеметчик, 1-й номер, был убит, 2-й номер смертельно ранен, а третий, оставшийся невредимым, пробрался к элеватору и теперь докладывал о происшедшем Галактионову.
Захватив наш пулемет, белочехи открыли из него огонь по позициям наших отрядов. Естественно, это внесло замешательство среди наших отрядов, расположенных вдоль берега реки Самары.
Галактионов приказал нашему отряду немедленно идти к месту, где высадился вражеский десант, отбить пулемет и уничтожить или в крайнем случае задержать противника.
Мы бросились к месту высадки неприятельского десанта. В это время уже начался интенсивный обстрел наших позиций. И по нашему отряду били из пулеметов и винтовок откуда-то с тыла и с флангов. Несколько человек из нашей группы было убито и ранено. Мы перебежали почти к самому берегу Волги. Повернув к реке Самаре, мы выбрались на открытое место и, рассыпавшись цепью, залегли. Затем короткими перебежками начали двигаться к берегу реки Самары.
Неприятеля на этой стороне реки Самары мы не видели. Но с противоположного берега по нас был открыт сильный пулеметный и ружейный огонь. Мы снова залегли и в свою очередь также открыли огонь.
В это время мы увидели А. П. Галактионова. Он шел к нам от щепных рядов, а в поводу вел оседланную лошадь. Недалеко от нас он привязал лошадь, а сам подошел к нам. Оказывается, он специально пробрался к нам, чтобы предупредить нас: враг прорвался в город, наши отряды не смогли удержать своих позиций и отступают. Последние слова Галактионова, которые и до сих пор звучат у меня в ушах, были: «Товарищи, постарайтесь выбраться отсюда, теперь ваша жертва была бы бессмысленной».
Должен отметить, что несмотря на трагическую обстановку, Галактионов был спокоен. Его спокойствие передалось и нам. Мы были глубоко тронуты тем, что, рискуя жизнью, Алексей Галактионов вспомнил о нас и пришел предупредить о грозившей опасности. Не приди он к нам, мы через какие-нибудь полчаса оказались бы в мешке: впереди река Самара, справа Волга, а сзади в это время двигались уже белочешские части.
Предупредив нас, Галактионов направился к привязанной лошади. Но я не заметил тогда, взял ли он лошадь и куда направился сам. Как потом стало известно, ему удалось пробраться в город. На одной из улиц его заметили, обстреляли, но он скрылся. Недели через две подпольная организация помогла ему выехать из города. Месяца полтора он жил в деревне, недалеко от Самары, работал в кузнице, а затем перебрался за линию фронта на советскую территорию. Мы с ним встретились уже в конце августа в Покровске, где в то время находился губком партии и ревком.
Но возвращаюсь к нашему отряду. Мы укрылись за каким-то строением, чтобы определить, как нам лучше всего выбраться из котла. Часть наших людей решила по одиночке пробираться в город. А наша группа, в которой были Юников, Григорьев, Просвиров, трое Никитиных и еще несколько рабочих, всего около 18 человек, направилась по самому берегу Волги вверх, к пристаням.
Когда мы шли внизу мимо Заводской (теперь ул. Венцека), потом Панской (Ленинградской) улиц, вверху слышны были какие-то крики и гул толпы. Мы поняли, что идет расправа белогвардейцев с нашими товарищами.
У пристаней уже не было ни одного парохода. Лишь у одного из причалов, примерно против теперешней Некрасовской улицы, стоял небольшой катер. По-видимому, с катера нас заметили, раздались частые гудки. Мы бегом бросились к причалу и только успели вскочить на палубу, как судно отвалило от причала.
Это оказался катер «Ермак», на котором было около 20 красногвардейцев, так же, как и мы, выбравшихся из города. Среди них был и член ревкома В. В. Дубянский.
В районе дач, против 7-й просеки, наш катер пристал к берегу. Мы с Просвировым сошли на берег и пошли вверх по просеке в разведку. Недалеко от берега встретили человека, который показался нам подозрительным. С виду он смахивал на иностранца, одет был в хорошее пальто, на голове шляпа.
- Кто вы и что здесь делаете? - спросили, мы.
Он сказал, что приехал на дачу к знакомым. Мы обыскали незнакомца, у него оказался в кармане наган. Револьвер мы взяли, человека отпустили, а сами вернулись на катер.
Без каких-либо приключений мы добрались до Симбирска, куда прибыли и все другие наши суда.
Приблизительно через три или четыре дня наша группа в составе семи человек получила от ревкома задание - разведать положение в Самаре. В этой группе били следующие лица: Н. Н. Юников, К. А. Григорьев, А. О. Просвиров, Сергей и Михаил Никитины и еще два молодых человека - рабочие Трубочного завода, которых я до того не знал и фамилии их сейчас вспомнить не могу. Старшим группы был назначен Юников.
Нам была дана такая задача: на катере спуститься вниз по Волге до села Ширяева, там высадиться на берег и горами пешком дойти до села Рождествена. А дальше действовать в зависимости от обстановки.
По-видимому, Дубянский со своим отрядом тоже получил задание произвести глубокую разведку вниз по реке. В его распоряжении было три судна: катер «Ермак», пароход «Александр» и еще один баркас, название которого не помню. Наша разведывательная группа погрузилась на катер «Ермак», где находилась часть отряда Дубянского.
Вся эта флотилия двигалась таким порядком: «Ермак» шел близ правого берега, у левого берега шел баркас, имея на борту небольшой отряд, а посередине Волги, примерно на километр сзади, шел «Александр», на котором находился Дубянский с основными силами своего отряда. Шли мы ночью и без сигнальных огней.
Перед утром все три судна подошли к пристани города Ставрополя. Здесь решено было простоять день, чтобы следующей ночью плыть дальше. Утром, когда стало светло, над нами появился белогвардейский самолет. Белогвардейцы, очевидно, использовали один из тех двух наших же самолетов, которые они захватили в Самаре 8 июня. Самолет сбросил три бомбы, одна из них разорвалась близ наших судов, не причинив вреда, а две другие упали далеко в Волгу. Мы открыли по самолету огонь из пулемета «Кольта», и он ушел. В течение дня нас больше никто не беспокоил.
С наступлением темноты все три наши судна прежним порядком двинулись вниз. Ночью подошли к пристани у села Ширяево. Пришвартовались «Ермак» и «Александр», баркаса я здесь не видел, по-видимому, он остановился у левого берега.
Дубянский имел сведения, что на известковом заводе Ванюшина, что расположен в Ширяеве, имеется вооруженная эсеровская дружина, составленная из местных жителей и служащих завода. Часть своих людей, человек 15, Дубянский направил, чтобы разоружить эсеровскую дружину. К этой группе, он присоединил и нас, разведчиков.
Дружину мы застали врасплох. Без всякого сопротивления нам было сдано все оружие. Вернулись на пристань, сдали отобранное оружие и направились по своему основному заданию.
Ночь была темная, накрапывал дождь. Нам это благоприятствовало. Через некоторое время, когда мы уже вышли за село и поднимались в гору, мы услышали на Волге орудийную и пулеметную стрельбу. Вскоре стрельба прекратилась, снова наступила тишина. Мы не могли задерживаться и продолжали свой путь.
Впоследствии нам рассказывали, будто в ту ночь на Волге произошли такие события. После нашего ухода суда Дубянского отошли от пристани и направились вниз. Но когда катер «Ермак» поравнялся с каменоломнями, немного ниже Ширяева, он был обстрелян артиллерийским и пулеметным огнем. Стреляли от каменоломен, где была установлена батарея белых. По другой версии, обстрел был произведен с вооруженных пароходов белых. Но точно известно, что у «Ермака» был пробит корпус, и в трюм хлынула вода. Положение было безвыходное, катер направили к берегу, и он врезался в песок. Все же команде удалось выбраться на берег, и она ушла в горы. А пароход «Александр» не пострадал и ушел вверх. О баркасе, который шел близ левого берега, я ничего не слышал.
Наша группа к вечеру на следующий день после выгрузки в Ширяеве добралась до избы лесника, что стояла примерно в двух километрах от села Рождествено. Просвиров и мы с Юниковым знали этого лесника, так как во время охоты часто заходили к нему отдохнуть и попить чаю. Звали лесника Василием, но фамилию, к сожалению, вспомнить не могу. В доме лесника мы заночевали.
На следующее утро мы обсудили план действий и решили сначала направить в Самару двух молодых ребят, о которых я уже говорил. Наш выбор остановился на них потому что они только недавно вступили в дружину, никогда публично не выступали, и их мало кто знал в городе. Им было поручено познакомиться с общим положением в городе, с обстановкой на паромной переправе и в этот же день вернуться к нам в избушку лесника Василия.
День прошел, наступил вечер. Наши посланцы не вернулись. Это нас обеспокоило и насторожило. Но мы все же надеялись, что утром они вернутся. Однако и утром они не пришли.
Тогда в город направился Константин Григорьев. На нем была штатская одежда, и он знал домашний адрес одного из тех парней, что были нами посланы в город.
Григорьев вернулся, если мне память не изменяет, в этот же день к вечеру. Он сообщил, что посланные нами парни пришли к себе домой, а там родные уговорили их не возвращаться: дескать, зачем вы пойдете, никто не знает, что вы были в дружине. Не обошлось, конечно, без слез и упреков. Те и остались дома.
Еще одну ночь мы переночевали у лесника, а утром Григорьев снова ушел в город. Вечером он опять вернулся. Ему удалось установить связи с подпольщиками, он собрал ценные сведения о вражеских войсках. Но при возвращении из города на пристани около Рождествена его опознали местные кулаки союзники учредиловцев. Стали придираться, напомнили, что он был в отряде Красной гвардии, базировавшемся на пристани, заставлял перегонять лодки на левый берег. Словом, его пытались задержать и доставить «куда следует». К счастью, поблизости не было никого вооруженного и Григорьеву удалось уйти.
В эту же ночь мы с Просвировым и Сергеем Никитиным побывали в селе Рождествене. Просвиров зашел к себе домой, а мы притаились в огороде на страже. Жена Просвирова рассказала ему о положении в селе, где теперь верховодили белогвардейцы и кулаки, много ценных сведений она сообщила и о положении в городе, где она за эти дни побывала несколько раз. Забегая вперед скажу, что впоследствии Просвиров по поручению ревкома остался в селе в качестве резидента-разведчика. Однако через некоторое время белогвардейцы узнали, что он живет в селе, и ему с большим трудом удалось избежать расправы и скрыться.
На следующий день по нашей просьбе в город направилась жена Василия. Мы поручили ей передать нашим женам, чтобы они пришли к сторожке лесника Василия. Кажется, в этот же день наши жены с корзинами для грибов пришли к дому лесника. Они рассказали много интересного для нас о положении в Самаре. Мы проинструктировали их, какие сведения нас могут интересовать в дальнейшем. После этого женщины вернулись в город, а мы также покинули дом лесника.
Ночевали мы в этот раз в лесу, километрах в шести от лесной сторожки. Как оказалось, от лесника мы ушли вовремя. Утром, когда мы уже шли по дороге на Усолье, нас догнал какой-то крестьянин, ехавший из Рождествена. Он передал, что на рассвете в район Рождествена из Самары прибыл отряд казаков в 50 человек. Белогвардейцы шарили вокруг дома лесника, прочесывали лес. Это значило, что белые пронюхали о нашей группе. Не уйди мы накануне вечером, останься еще на одну ночь, - а такие предложения были, - нас непременно обнаружили бы и кто знает, чем это могло кончиться.
Подошли к Усолью. Белых там еще не было. Решили передохнуть и закусить. Расположились в заезжей избе. Вскоре недалеко от нас собралась группа кулаков человек в 20. Они выражали явное намерение окружить и обезоружить нас. Нам пришлось покинуть хату, перейти на другую сторону улицы, где можно было развернуться и действовать оружием. Но мы не стали ввязываться в драку и ушли.
В одном из сел за Усольем, кажется, в Актушах, мы встретили трех советских разведчиков. Они были на конях и приняли нас за белых. Один из них чуть не бросил в нас гранату. Это были разведчики какого-то отряда, находившегося в одном из ближайших сел. Мы потом встретились с командиром этого отряда и информировали его о наших наблюдениях.
Наконец, мы добрались до Сенгилея. Там в это время находился сводный отряд самарских боевых дружин под командованием Г. Д. Гая. Его штаб находился на одном из пароходов. О результатах разведки мы доложили Гаю, который остался доволен полученными сведениями.
Из Сенгилея мы на пароходе направились в Симбирск. Доложили ревкому о результатах разведки. Меня с братом Иваном ревком направил в Казань, чтобы достать и привезти некоторые технические материалы, в которых нуждалась наша флотилия. А Юников, Григорьев и Сергей Никитин вскоре опять отправились в разведку. На этот раз они пошли в разных направлениях: Юников пошел в Самару уже знакомой дорогой на Усолье, а Григорьев и Сергей Никитин - на Бугульму.
Из Бугульмы, которая в то время находилась еще в руках Красной Армии, Григорьев и Никитин пробрались в Самару. Здесь они встречались со старыми большевиками М. Г. Логиновым, П. А. Стяжкиной и другими подпольщиками. Собрав нужные сведения, они снова направились в Бугульму, куда легче было пробраться, не вызывая особых подозрений.
Но как раз к этому времени белые прорвались к Бугульме и захватили город. Не зная об этом, разведчики наскочили на белогвардейскую заставу. Их арестовали и на ночь заперли в баню. Однако этой же ночью под ударами красных белые отступили. В момент паники среди белых разведчики взломали окно и ушли. Они благополучно добрались до Симбирска, откуда еще раз приходили в Самару.
А путешествие Юникова закончились трагически. Как я уже упоминал, он пошел на Усолье. Когда он проходил через село, оно еще не было занято белыми. Юников благополучно добрался до Самары, собрал нужные сведения и направился в обратный путь. Одет он был в крестьянское платье, за поясом под пиджаком у него был заряженный револьвер.
Вот и село Усолье. Дорога пересекала улицу этого села и снова выходила в поле. Когда Юников вошел в улицу, он увидел, что недалеко на площади находились белогвардейцы.
Дальнейшие события развивались так. Один из белогвардейцев, остановив Юникова, спросил, кто он такой и куда идет.
Юников ответил, что он здешний житель. Белогвардеец решил проверить. Он подозвал местного крестьянина и спросил, знает ли он этого человека. Спрошенный ответил отрицательно. Тогда белогвардеец скомандовал: «Руки вверх!»
Не видя другого выхода, Юников выхватил из-за пояса револьвер, и, отстреливаясь, побежал в поле. Нескольких солдат, гнавшихся за ним, он ранил. Он уже достиг ближнего поля, когда его догнали конные. Юников отстреливался, но, когда были израсходованы все патроны, белогвардейцы изрубили его шашками.
Так погиб наш товарищ Николай Юников, замечательный большевик, вступивший в революционное движение еще в 1898 году.
Что же касается моей дальнейшей судьбы, то она сложилась следующим образом. Вскоре после возвращения из Казани нам пришлось покинуть Симбирск. Он был захвачен белогвардейцами. Мы отступили сначала в Казань. Там тогда образовался коллектив самарских коммунистов, часть которых стала работать в казанских учреждениях. Меня направили в Чрезвычайную комиссию Восточного фронта, возглавляемую М. Я. Лацисом. 7 августа я должен был приступить к работе. Но, как известно, в этот день белогвардейцы захватили Казань. Благодаря тому, что я хорошо знал этот город, мне удалось вырваться из белогвардейского окружения. Сначала я попал в Зеленый Дол, что в 40 километрах выше Казани. Потом перебрался в Покровск, где обосновались губком РКП(б) и ревком. Губком направил меня в Балаково, где я работал членом коллегии чека до изгнания белых из Самары. Затем я работал в Самарской губчека, откуда в 1920 году ушел добровольцем на врангелевский фронт.

Устный рассказ, записанный Ф. Г. Поповым

Никитин Иван Иванович (1886 - 19??) - рабочий Трубочного завода в Самаре. В 1918 в отряде Красной Гвардии участвовал в обороне Самары от белочехов, позже был в группе разведчиков. В 1919-20 работал в ГубЧК, затем на Западном фронте. В последствии вернулся на завод, где работал слесарем-лекальщиком.

М. И. Никитин

Оглавление