Три поручения

Я. Н. Кожевников

Переговоры с белочешским командованием

Перед началом контрреволюционного мятежа чехословацкого корпуса весной 1918 года я работал в Самарском губсовнархозе. Когда стало известно о начавшемся мятеже, все коммунисты и некоторые беспартийные сотрудники нашего отдела явились в революционный штаб и вступили в дружину для защиты Самары от мятежников. Из этих товарищей был сформирован «десяток» под командованием М. М. Ледковского, который нес караульную службу при клубе коммунистов, где тогда находились губком партии, ревком и штаб, руководивший организацией обороны города от белочехов.
Известия, поступившие с фронта, свидетельствовали о том, что события принимали грозный характер, сил для отпора требовалось все больше и больше. Поэтому в клубе шла лихорадочная работа по формированию отрядов и обучению бойцов. С предприятий прибывали все новые и новые группы рабочих. В клубе они получали оружие, боеприпасы и направлялись на фронт.
Губком партии и ревком всеми способами старались избежать кровопролития, урегулировать конфликт мирными средствами. На совместном заседании ревкома и горисполкома было решено направить в штаб чехословацких войск делегацию для переговоров о предотвращении дальнейшего кровопролития. В состав делегации были избраны И. П. Трайнин и я.
Мандат, подтверждающий наши полномочия на право ведения переговоров, мы получили от Самарского гор исполкома. Нам было поручено сообщить чехословацкому штабу, что все их люди беспрепятственно буду пропущены на восток, если они прекратят мятеж и еда дут оружие.
Второго июня мы на паровозе выехали со станции Самара и около 12 часов дня прибыли на разъезд Иващенково. Наши отряды к этому времени уже оставила Иващенково, но белочехов пока ни на разъезде, ни в самом поселке не было.
Сойдя с паровоза, мы увидели толпу местных жителей. Они были настроены благодушно. Но здесь же было несколько человек, вооруженных винтовками, с эсеровскими значками на фуражках. Эти бросали в нашу сторону косые взгляды. Но положение было для них еще неясно, они не были уверены в своих силах, поэтому никаких враждебных действий по отношению к нам не предприняли.
Объясняем столпившимся на станции людям цель нашего приезда, спрашиваем, можно ли проехать дальше.
- На паровозе не проедете, - отвечают, - в нескольких верстах отсюда взорван железнодорожный мост. - Советуют ехать на дрезине до моста, а дальше идти пешком. Другие рекомендуют ехать на лошадях в объезд. - А то могут и подстрелить, подумают, что разбираете полотно.
Предложения были безусловно искренни и доброжелательны.
Взвесив все, мы решили ехать дальше на лошадях. Но вот подходит к нам человек и рекомендуется вновь назначенным комендантом станции. Это был эсер Петров. Узнав о цели нашего путешествия и о намерении ехать на лошадях, он заявил, что о нашем дальнейшем следовании не может быть и речи. Да это и бесполезно, добавил он, так как чехи «очень, очень скоро будут здесь».
Вслед за Петровым подошел инженер Неверов, меньшевик, отрекомендовавшийся председателем «комитета самообороны», созданного эсерами и меньшевиками для содействия интервентам. Несмотря на наши протесты, Неверов распорядился использовать наш паровоз для расчистки станционных путей, специально загроможденных вагонами при отступлении наших отрядов.
Эсеро-меньшевистский «комитет самообороны» находился в помещении близ станции. Мы направились туда, чтобы попытаться получить транспорт для поездки в штаб белочехов. Но там нам с ехидством заявили, что делегация этого самозванного комитета уже побывала у белочехов и привезла с собой представителя их командования, который находится здесь, в другой комнате. С лакейской угодливостью председатель вызвался «доложить» представителю интервентов о нашем прибытии.
Через некоторое время нас пригласили в другую комнату. У стола, опираясь на него руками, стоял чешский офицер. Он хорошо говорил по-русски. Предъявил нам свое удостоверение. Мы в свою очередь предъявили мандат на право ведения переговоров от имени Самарского Совета.
Затем мы с Трайниным изложили требования Самарского Совета. Мы указали, что чехословацкие войска, находясь на территории Советской России, грубо нарушили суверенитет нашей страны, начали ничем не вызванный с нашей стороны вооруженный мятеж и фактически стали орудием в руках врагов Советской власти, врагов Республики. Мы напомнили о разгроме Советов в Пензе и Сызрани, об ограблении государственных складов, об арестах представителей советских органов, произведенных мятежниками. От имени Самарского Совета мы потребовали прекратить мятеж и сложить оружие. Только в этом случае мы согласимся пропустить их дальше на восток, чтобы они могли спокойно и в полной безопасности уехать во Францию, куда, по их словам, они стремились.
Представитель чешского командования давал уклончивые ответы по поводу их действий в Пензе и Сызрани. В конце концов он заявил, что оружия они ни в коем случае не сдадут.
Мы еще раз подтвердили, что согласно директивам Советского правительства Самарский Совет не пропустит вооруженные войска на восток. Поэтому, если чешское командование отвергнет наши требования, самарские рабочие вынуждены будут защищать город с оружием в руках.
Объявив это, мы направились к выходу. Пока шли переговоры, на улице, около помещения новой власти, собралась значительная толпа. Здесь преобладали эсеры и их сторонники, жаждущие встретить своих друзей - интервентов. При нашем выходе в толпе раздались вы крики: «Вот большевики, бей их».
Положение наше было весьма критическое. Толпа была явно враждебная. На наше счастье, в это время из помещения вышел какой-то деятель эсеро-меньшевистского комитета и обратился к собравшимся с речью. Все внимание собравшихся переключилось на оратора, а мы воспользовались этим, проскользнули и направились к своему паровозу.
Между тем, пока мы были заняты переговорами, наш паровоз пытались, как я уже говорил, использовать для разгрузки станционных путей. Машинист, однако, заявил эсерам, что на паровозе нефти очень мало, и он не может поэтому гонять его. По приказу Неверова на паровоз дали нефть. Когда мы подошли к станции, увидели, что паровоз маневрирует на путях, а на подножках были вооруженные люди. Мы вскочили на паровоз и сказали машинисту, чтобы он выезжал на прямой путь на Самару. Стоявший рядом вагон с несколькими десятками винтовок, оставленный отступившими красноармейцами, мы прицепили к паровозу.
Вооруженные эсеры, стоявшие на подножках, по-видимому, не поняли наших намерений. Они все спрашивали: «Куда вы хотите ехать?». Только когда паровоз вышел на главный путь и начал развивать скорость, эсеры догадались в чем дело, но было поздно. Они вынуждены были спрыгнуть с подножек. В это время от эсеровского комитета, где шел митинг, отделилась группа людей и побежала к нам. Они кричали, махали руками, требуя, чтобы мы остановились. Очевидно, эсеры спохватились и решили задержать нас в качестве заложников. Но они опоздали. Мы на всех парах катили к Самаре.
Вторая попытка задержать нас была сделана на станции Томылово. Дежурный по станции объявил, что он получил телеграмму задержать паровоз и вернуть в Иващенково. Но тут не было вооруженных эсеров, и мы спокойно поехали дальше.
Прибыв в Самару, доложили ревкому о результатах наших переговоров, а затем я вернулся в свой отряд.

В разведке

В результате поражения наших отрядов 4 июня в районе станции Липяги в городе создалась критическая обстановка. Прикрыть подступы к городу в этот момент было нечем, так как у штаба не оставалось никаких резервов.
Вечером 4 июня я находился в клубе. Дружинников здесь было мало. Из присутствовавших отобрали пятерых коммунистов и направили их в распоряжение Подвойского. В этой группе были А. Я. Бакаев, П. А. Киселев, М. С. Костров и я. Фамилию пятого не помню.
Придя в штаб Подвойского, мы поступили под команду работника штаба Харчевникова. С ним было еще человек 20 вооруженных людей с одним пулеметом. Около 11 часов ночи мы погрузились в классный вагон, который был прицеплен впереди паровоза, и направились к железнодорожному мосту через реку Самару. Ночь была темная, тихая. Город как будто замер. Продвигались медленно, старались не обнаружить себя.
На нас была возложена двойная задача. Во-первых, мы должны были произвести разведку по линии к разъезду Кряж и установить, как далеко продвинулся противник. В случае движения неприятеля по линии, нам приказано было во чтобы то ни стало задержать его, воспользовавшись тем, что все окрестности были залиты водой, и с этой стороны можно было попасть лишь по узкой полосе железнодорожной насыпи. Во-вторых, нам было поручено разобрать железнодорожный путь за мостом, чтобы лишить противника возможности использовать в наступлении свой бронепоезд.
Выехали за мост. Здесь, около моста, оборону держал небольшой отряд с двумя пулеметами. Часть наших людей заняла посты у моста, а другая часть была направлена в качестве заслона и разведки дальше по линии. Харчевников с группой путевых рабочих стал развинчивать и разбирать рельсы.
Я шел с группой разведчиков. Мы прошли вперед около двух километров. Не встретив противника, мы повернули обратно. В двух местах оставили секреты по одному человеку.
К моменту нашего возвращения группа Харчевникова закончила разборку небольшого участка пути. Мы вновь направились в разведку. На этот раз нас было четверо: двое из штаба Подвойского, я и Киселев. Дошли до первого оставленного нами поста. Пошли дальше, к следующему. Однако оставленного на этом посту нашего человека не оказалось. Вместо него впереди в неясном свете начинающейся зари замелькали неприятельские солдаты, и раздался крик: «Стой, руки вверх!» Сразу же началась ружейная стрельба с обеих сторон.
Вдруг как будто раскаленным железом меня лизнуло по голове. Перед глазами запрыгали разноцветные огоньки, и я потерял, сознание. Это состояние продолжалось, вероятно, недолго. Очнулся я лежащим на откосе вниз лицом, голова тяжелая, точно налита свинцом. Слышу пулеметную стрельбу с обеих сторон, а затем раздались орудийные выстрелы с Хлебной площади. Снаряды рвались недалеко от меня. Совсем близко с шумом свалилась верхушка дерева, скошенная нашим снарядом. Железнодорожная насыпь была в этом месте высокая, я лежал почти на самом ее верху. Смотрю вниз, где вода подошла к самой насыпи. Из воды торчит голова. Слышу «голова» заговорила: «Скорее сюда, там попадешь под пули». Оказывается, это Киселев. Он был ранен в ногу и свалился в воду. Я скатился к нему.
Стрельба продолжалась. Я решил добраться до своих, чтобы прислать за Киселевым, который не мог идти. Начал ползком двигаться в нашу сторону. Силы стали оставлять меня, появилась тошнота. К счастью, стрельба скоро стихла, и нам на помощь спешили товарищи. Нам помогли добраться до вагона, наскоро перевязали и отправили на вокзал, а оттуда в клуб.
Из нашей группы в этой перестрелке, пострадали трое: я ранен в голову, Киселев в ногу, третий товарищ контужен. Лишь четвертый остался невредим.
Теперь я часто спрашиваю себя: где же тот человек, которого мы оставили на посту? Ни тогда, ни после этих событий мы так и не смогли узнать о его судьбе. По всей вероятности, он был захвачен неприятельской разведкой.

В белогвардейском тылу

Моя рана оказалась неопасной. После перевязки я информировал Масленникова о событиях за мостом, потом меня отправили домой. В своей квартире я жил два дня, а 7 июня перебрался в квартиру служащей совнархоза 3.  Ф. Стоналовой. Утром 8 июня город был захвачен интервентами. Об этом я узнал поздно, когда пароходы с нашими отрядами уже отошли вверх по Волге, а на улицах Самары шла жестокая расправа белогвардейцев с дружинниками и коммунистами.
Мое положение, было не из легких. Я как представитель Самарского Совета вел переговоры с чешским командованием, о чем всем было известно по газетным сообщениям, меня многие видели вооруженным и знали, что я состоял в коммунистической дружине. Поэтому я не мог ожидать для себя ничего хорошего.
Пришлось подумать о том, как бы избежать расправы. Решил перебраться в рабочий район, ближе к Трубочному заводу. 3. Ф. Стоналова проводила меня до дома рабочего Трубочного завода В. А. Романова, который на день укрыл меня во дворе, а вечером проводил к другому рабочему, Н. С. Бурову, который жил в своем домике над Волгой.
Через несколько дней я узнал, что ревком и все товарищи, отступившие из Самары, находятся в Симбирске. Я решил пробираться туда же. С помощью Бурова и некоторых других товарищей купил себе поддевку, сапоги, фуражку, какие в то время носили мелкие торговцы. Товарищи достали паспорт и пропуск на выезд из города. С помощью тех же товарищей собрал кое-какие сведения о войсках белых, о положении в Самаре, чтобы информировать ревком.
И вот я на пароходе, идущем в Ставрополь. У меня документы торговца, едущего по своим делам. На пароходе среди других пассажиров увидел М. С. Бешенковскую, которая, так же как и я, пробиралась в Симбирск. Но мы, разумеется, не подали вида, что знаем друг Друга.
Ставрополь был уже занят белыми. На ночлег я остановился в гостинице. Решил на лошадях пробираться в Мелекесс, который был еще в руках советских войск. В гостинице познакомился с человеком, который тоже направлялся в Мелекесс. Он предложил вместе нанять извозчика и ехать вдвоем. Я опасался, что это переодетый белогвардеец. Но отказ мог бы вызвать подозрение, пришлось согласиться, и мы поехали.
До Мелекесса доехали благополучно. Здесь выяснилось, что мой попутчик был такой же «торговец», как и я; он тоже оказался причастным к Советам и теперь пробирался в Симбирск. К сожалению, фамилию его я забыл.
В Мелекессе я информировал командира находившегося на вокзале отряда о положении в Самаре, о наличии вооруженных сил белых в Ставрополе и поехал в Симбирск, где передал все собранные мною сведения ревкому.
В Симбирске пробыл недолго. Ревком направил меня в распоряжение контрразведки, в которой в первое время работали И. Я. Семенов и Е. И. Пархоменко. Они поручили мне снова ехать на занятую врагом территорию в качестве разведчика. Мне было приказано отправиться в Бугульму, а оттуда проехать по занятой белыми территории до Самары. По пути, а также в Самаре, я должен был установить связи с надежными людьми, чтобы привлечь их к сбору информации.
В Бугульму приехал в конце июня. Город был в советских руках. Там встретил рабочего Трубочного завода Вячеслава Тимофеева. Это был мой бывший ученик по слесарному делу, и с ним мы быстро договорились. Впоследствии, перейдя на занятую белыми территорию, он вел там соответствующую работу.
Из Бугульмы я по селам проехал до Самары, куда прибыл в начале июля. Установил связь с рабочим Трубочного завода М. С. Федотовым. Он стал моим основным помощником в разведке. Федотов привлек к работе других товарищей: Е. П. Бахмутова, Р. С. Киселева, Н. И. Селецкого, телеграфиста станции Самара Г. Г. Чехова и других. Собираемые сведения пересылались через связных в Симбирск, а после его занятия белыми - в Инзу. Одно из сообщений было отправлено с М. И. Дубининым. Это был уже пожилой человек, с большой бородой, и он прекрасно справился с поручением. Он продолжал разведку и позже, во время борьбы с Колчаком в Приуралье.
Из Самары я еще раз ездил в Мелекесс, когда он был уже в руках белых. Оттуда проехал в Бугульму и вернулся в Самару через Сергиевск. Вернувшись из поездки, зашел к Стоналовой. Она мне сообщила, что какие-то подозрительные типы расспрашивают служащих совнархоза обо мне, интересуются моим местопребыванием. Значит, белогвардейцы пронюхали обо мне. От Стоналовой я немедленно ушел, и как раз вовремя. В этот же вечер к ней явились с обыском. Ее увели в контрразведку и, как я узнал впоследствии, на допросе ей угрожали, что не выпустят до тех пор, пока она не сообщит, где находится Кожевников. Разумеется, она не могла знать о моем местопребывании, и через некоторое время ее освободили. Я же решил пробраться в Инзу, где в то время находился штаб I Красной армии, чтобы лично информировать о положении на территории белых и получить новые указания.
В конце июля с помощью одного товарища, приехавшего со мною из Сергиевска, я взял на вокзале билет до Сызрани. От Сызрани поезда не ходили, ехал на лошадях. Проехал по территории белых благополучно, хотя и с большим риском, так как белые тщательно проверяли едущих на советскую территорию.
В Инзе информировал своих и через несколько дней, получив указания и наставления, поехал обратно. На этот раз чуть не попал в белогвардейские лапы. Из Инзы я выехал на лошадях вместе с двумя женщинами, которые, по их словам, ехали из Москвы в Сызрань к родственникам. Перед Сызранью нас встретил белогвардейский патруль во главе с офицером, который проверил у нас документы. Впрочем, проверил только у меня, а женщины оказались женами белогвардейских офицеров, служивших в Сызранской комендатуре. Встретивший нас офицер сказал моим попутчицам, что их давно ждут. Нас направили в комендатуру. Женщин там встретили с распростертыми объятиями, а у меня взяли чемодан и велели подождать. У меня заскребло на сердце.
Ждал я в комнате дежурного довольно долго. Наконец решил выяснить свое положение. Говорю дежурному: «Опоздаю на самарский поезд, дайте мой чемодан». Дежурный куда-то вышел, очевидно, за указаниями к своему начальству, через несколько минут вернулся и снова сел за письменный стол. Затем вошел в комнату человек в штатском платье, бросил на меня быстрый взгляд и, повернувшись к стене, стал читать вывешенные объявления. Вскоре он ушел. А дежурный после этого отдал мне чемодан и разрешил идти.
Этот подозрительный осмотр, произведенный штатским человеком, заставил меня насторожиться. Очевидно, за мной установилась слежка, чтобы выявить мои связи в Самаре.
Когда ехал поездом в Самару, через вагон прошел, кого-то, разыскивая глазами, тот самый человек в штатском, которого я видел в комендатуре. А когда поезд остановился на станции в Самаре, я посмотрел в окно и увидел, что этот же тип топчется на перроне. Народу из вагонов выходило много. Я замешался в толпе, проскользнул в вокзал, а потом к выходу. Вскочил на извозчичью пролетку и быстро уехал, меняя направления. Следом никто не ехал, значит шпик утерял меня.
Теперь я стал еще более осторожным. Связь держал только с Федотовым, который, как работающий на заводе, мог безопасно встречаться с другими товарищами. Вместе с ним мы обрабатывали получаемую информацию, и он передавал ее связным для доставки в штаб.
Так мы действовали до тех пор, пока белые не были изгнаны из Самары.

Первые две части - рукопись: Москва, 1919; третья - Куйбышев, 1960.

Кожевников Яков Николаевич (1889 - 19973) - слесарь-лекальщик Трубочного завода, один из инициаторов забастовки на заводе в июле 1914, после которой был вынужден уехать из Самары. Работал в Риге и Петрограде, С марта 1917 снова на трубочном заводе. Член РКП(б) с 1917.

В 1918 на руководящей работе в Самарском губсовнархозе. В июне 1918 участвовал в переговорах с белочсехами, затем в боях с ними. После падения Самары работал в военной разведке красных в тылу белых в Самаре, Ставрополе-на-Волге (ныне Тольятти), в Бугульме. В 1919 на оперативной работе в ВЧК в Москве и на Кавказе. В 1920 награжден орденом Красного Знамени. В 1932 вернулся на завод.

Я. Н. Кожевников

Оглавление